Словаки и Пражский съезд 1848 г.

Революционные события 1848-1849 гг. привели в движение почти все слои европейского общества. Вступили в политическую борьбу многие народы, ранее не отличавшиеся революционностью. Славянский вопрос в Европе получил именно тот характер, который ранее приписывался ему различными критиками панславизма. Фантом панславизма (все славянства) впервые приобрел реальные контуры. Почти во всех европейских государствах, в том числе и в России, революционные потрясения потребовали уточнения социально-политических и идейных программ различных общественных течений.

Словацкий народ, входивший в состав Венгерского королевства, самим ходом революционных событий 1848-1849 гг. впервые в своей истории был поставлен в центр борьбы за судьбу Австрийской империи. В годы, когда немцы, австрийцы и чехи решали судьбу единой Австрии, а Венгрия отстаивала свою самостоятельность, словаки выступили с собственной программой борьбы за национальные права, подготовленной лидерами, выдвинувшимися в ходе развития словацкого возрожденческого движения. В эту программу, предусматривавшую сохранение империи, органично входил вопрос о созыве Сла­вянского съезда в Праге. Инициаторами и активными уча­стниками съезда были словацкие патриоты Л.Штур, И.М.Гурбан, М.Годжа, Б.Носак, а также представители как чешского, так и словацкого движения П.Й.Шафарик. Весна 1848 г. связана в Австрийской империи с тремя важнейшими событиями: обнародованием Конституции, подготовкой к созыву в Германии Франкфуртского собрания и, наконец, со Славянским съездом в Праге. События эти проходили на фоне революционных национальных и социальных движений в Европе.

В исторической литературе, в зависимости от политических или национальных интересов авторов, Славянский съезд 1848 г. часто рассматривался с диаметрально противоположных позиций. Немецкие историки оценивали съезд, как правило, негативно, иногда к нему относились с иронией. Первыми немецкими критиками славянского конгресса стали издатели "Новой Рейнской газеты" К.Маркс и Ф.Энгельс. В работе "Демократический панславизм" последний, например, писал, что "народы, которые никогда не имели собственной истории, которые с момента достижения ими первой, самой низшей ступени цивилизации уже подпали под чужеземную власть, не жизнеспособны и никогда не смогут обрести какую-либо самостоятельность"¹. Немецкие социалисты рассматривали конгресс славян в Праге как съезд мечтателей и фантазеров: историческая ирония заключалась, по их мнению, в том, что он был разогнан солдатами той же нации, другим славянским военным "съездом".

По мнению Ф.Энгельса, в пражских событиях проявилась контрреволюционность панславизма. "Панславизм, - писал он в своей работе "Борьба в Венгрии", - это союз всех малых славянских наций и национальностей Австрии, и, во вторую очередь, Турции для борьбы против австрийских немцев, мадьяр, и, возможно, против турок... Панславизм по своей основной тенденции направлен против революционных элементов Австрии, и поэтому он заведомо реакционен... Непосредственной целью панславизма является создание славянского государства под владычеством России от Рудных до Карпатских гор до Черного, Эгейского и Адриатического моря..."².

В начале следующего столетия авторы "Очерков по истории Германии в XIX в."(1906) представляли съезд как несерьезный в политическом отношении: "Австрийские власти совершенно спокойно отнеслись к конгрессу славян, собравшемуся в Праге 2 июня, - сказано в книге. - На конгресс явилось около 300 славянских делегатов, тут были поляки, сербы, черногорцы, русские. Казалось, что снова воскресло средневековое славянство с его пестрыми красками и фантаститескими костюмами. В Праге появились блестящие яркие наряды: красные шаровары и лиловые или белые мантии; особенно бросались в глаза чешские дамы в одежде амазонок... Председательствовал на конгрессе известный панславист Палацкий. В числе его членов находились между прочим поляк Либельт, освобожденный от тюремного заключения в Берлине, и Бакунин, русский, высланный в 1847 г. из Парижа за то, что пытался осуществить союз польской и русской демократии. Из запутанных дебатов конгресса, напоминавшего благодаря различию диалектов вавилонское столпотворенение, выяснилось только одно, что все его члены сходятся в мечтах о великом едином славянском государстве и в ненависти к Германии... Конгресс выпустил манифест, возвестивший равноправие всех национальностей, чем, впрочем не было сказано ничего нового. На том пока и закончилось все зрелище, доставившее немало удовольствия русской дипломатии"³. Слабость славянских сил, представленных на съезде в Праге, подчеркивали и дру­гие западноевропейские историки: они обращали внимание на тот факт, что "члены конгресса с трудом понимали друг друга"⁴. В то же время в славянской историографии съезд оценивался как один из важнейших рубежей национально-освободительного движения ⁵.

Славянский съезд 1848 г. в Праге довольно часто рассматривался как удар в спину демократии со стороны славян. Созыв всеславянского форума во время выборов Франкфуртского собрания, которое должно было решить судьбу германского объединения, мог лишь показаться противовесом последнему со стороны славянских лидеров. В действительности же оба события лишь подтвердили синхронность процессов развития национально-освободительных движений в Европе. Панславизм, возникший на Европейском континенте в начале прошлого века, был, по уже устоявшемуся мнению исследователей, ответной реакцией западных славян на проявления пангерманизма. Именно в это время благодаря сочинениям И.Гердера, И.Добровского, П.Й.Шафарика, Я.Коллара, славяне осознают свою историческую значимость и этно­языковое родство. В начавшихся процессах славянского национального возрождения во многом учитывался и использовался опыт германского национально-освободительного движения.

С другой стороны, появление панславистски-объединительных славянских стремлений в духовной сфере, получившее отражение в возрожденческой литературе и публицистике, вызвало ответную негативную реакцию в общественной мысли Западной Европы. В Германии завершается период романтического восприятия славянства и, начиная с трудов Л.Ранке, немецкие историки игнорируют его историческую роль. Уже в 1816 г. некий Клебельсберг указал на русскую опасность, которая угрожает Австрии и Пруссии ⁶. Тема славянского русофильства и русского панславизма становится популярной в австрийской и немецкой печати после появления "Истории славянских литератур" П.Й.Шафарика и "Дочери Славы" Я.Коллара она получает дополнительную аргументацию. Постепенно в Европе фантом русского панславизма, ко­торый в первой половине XIX в. не имел никаких реальных оснований, получает все большее распространение. Разновременные процессы формирования национального самосознания славянских народов, достаточно позднее оформление научного славяноведения, идиллический ха­рактер восприятия славянской тематики в среде россиян, равнодушие к славянскому вопросу официальных кругах России при Александре I и Николае I, западноевропейский в своем большинстве склад мысли русских интеллектуалов, предпочитавших французский язык русскому - все это позволяет снять с России ответственность за формирование у западных славян панславистской идеологии. Идеи славянской федерации в кругу декабристов были лишь романтическими проектами, не имеющими под собой никакой реальной почвы. Новое поколение рево­люционеров это прекрасно понимало; в конце 1840-х гг. Ф.Энгельс писал, что панславизм возник в июне 1848 г. не в России, а в Праге и Загребе ⁷.

В 1848 г. иносказания Коллара и пророчества Гердера получили шанс воплотиться в политической практике. Именно с этого времени можно говорить о возникновении проектов регионального "всеславянства", которые предполагали решение славянского вопроса в рамках осуществления проектов государственного переустройства Австрийской империи, или даже более радикальных программ создания славянской федерации. Съезд славян в Праге обсуждал как раз эти проблемы. Значительную роль в его созыве и заседаниях сыграла делегация словаков, немногочисленная по составу, но деятельно участвовав­шая во всех связанных со съездом событиях. В словацкой историографии ее деятельность исследовали такие ученые как Д.Рапант, В.Матула, М.Данилак, Д.Шкварна, при этом на разных этапах исследований мнения и оценки историков часто не совпадали ⁸.

В историографии утвердилось мнение, что инициатива созыва съезда возникла независимо друг от друга у словака Л.Штура, хорвата И.Кукулевича и познанского поляка А.Морачевского ⁹. В то же время прямое указание, что мысль о его созыве принадлежала чехам, содержит "Исповедь" одного из его активных участников М.А.Бакунина ¹⁰. Это же мнение высказывали и некоторые чешс­кие авторы, считавшие, что идея съезда возникла там, где он проходил ¹¹. Наиболее убедительно, на наш взгляд, сегодня звучат аргументы словацкого историка М.Данилака в защиту приоритета Л.Штура. Идея съезда была логичным продолжением концептуальных мыслей словацкого патриота о славянской взаимности, которые стали "важным феноменом"¹² формирующейся национально-политической программы словаков во второй половине сороковых годов XIX в.

Важнейшим побудительным мотивом для словаков выступить с инициативой славянского съезда была опасность осуществления призывов создания Великой Германии и стремление венгров к гегемонии в общем государстве. После революции 13 марта в Вене, означавшей падение режима К.Меттерниха, на повестку дня в Австрии встали отмена крепостничества и национальный вопрос. Венгерская революция не давала словакам никаких надежд на решение национальных проблем в рамках королевства. Начало революции в Австрийской империи совпало с заседанием в Братиславе венгерского сейма, на котором оппозиционная партия выдвинула собственную программу обновленной Венгрии. Братислава стала организационным центром венгерских реформистов. В результате паралича имперской политики к сейму перешли большие полномочия и значительная власть. Словацкий депутат сейма Л.Штур первоначально приветствовал венгерскую революцию и начатые ею реформы. Однако он не мог принять национальную и государственную части венгерской программы, поскольку хорошо понимал, что их воплощение в жизнь приведет к быстрой ассимиляции словаков. Не увидев желания венгерского сейма решать сло­вацкие проблемы, Штур покинул Братиславу. Центром славянского движения стала столица монархии, где пользовалось значительным влиянием и достаточно ак­тивно Действовало славянское общество, участвовавшее в мартовской революции. Именно сюда, в Вену, и прибыли делегации славянских народов Австрийской империи для решения своих проблем. Первое собрание славянских представителей состоялось 31 марта 1848 г. На нем была провозглашена общая цель - "свобода для всех славян"¹³. На следующем собрании, состоявшемся 2 апреля, присутствовало, по разным сведениям, от тысячи до трех тысяч делегатов. Среди них особо выделялся своими речами, как свидетельствует целый ряд документов, Л.Штур ¹⁴. На венских собраниях он высказал опасение, что возможна интервенция России, которая является "самым большим неприятелем славян центральной Европы"¹⁵. В политических кругах славянской и неславянской общественности с апреля 1848 г. складывается впечатление, что возможна война "прогрессивного Запада и реакционного Востока", итогом которой могло бы стать крушение тех империй - России, Австрии и Пруссии.

Впервые идея съезда была выдвинута и сформулирована 20 апреля 1848 г. в загребской газете "Новины далматинско-хорватско-славонске" хорватом Иваном Кукулевичем-Сакцинским. Кукулевич, известный представитель иллирийского движения и сторонник идеи славянской взаимности Я.Коллара, находился в Вене в конце марта - начале апреля как один из членов группы Л.Гая. Он неоднократно встречался со Штуром и, по мнению М.Данилака (этой точки зрения придерживался также русский историк П. А.Кулаковский ¹⁶), как раз во время этих встреч был оформлен проект созыва славянского конгресса, причем Штур предварительно разработал его концепцию и создания в будущем всеславянского союза.

Налаживанию взаимотношений славян накануне и во время съезда мешали принципиальные расхождения между чешским и словацким движениями, первоначально проявившиеся в языковой сфере, а затем и в политических программах. Словацкая программа, обозначенная как словацкий вопрос в Австрийской империи, была в издаваемой Л.Штуром "Словацкой национальной газете" (1845-1848)¹⁷. По вопросам взаимоотношений с чешским национальным движением она существенно отличалась от концепции славянской взаимности словака Я.Коллара. Последний к этому времени был изолирован от решения словацкого вопроса в результате своего рода разрыва с молодом поколением штуровцев, а также в силу того, что революция в Венгрии застала его в Пеште. После подав­ления венгерской революции его участие в решении словацкого вопроса было связано с деятельностью так назы­ваемой Терминологической комиссии в Вене.

Уже на рубеже 1830-1840-х годов обозначились контуры чешской программы австрославизма. Её чешские адепты как представители наиболее зрелого и самостоятельного славянского движения в Австрийской империи присвоили себе право в духе "чехо-славянской" концепции непосредственно выражать национальные интересы словаков как части единого "чешско-словацкого племени". Штуровская доктрина самостоятельного развития словацкого народа противоречила программе чешских австрославистов. Особенно заметными расхождения между чешским и словацким национальными движениями стали после публикации статьи К.Гавличка-Боровского "Славянин и чех"; по сути дела эта статья стала программным манифестом чешского австрославизма. Штур критиковал работу Гавличка, особенно в той ее части, где шла речь о сближении чешского австрославизма и иллиризма ¹⁸.

Чешско-словацкие разногласия могли стать причиной конфликта и привести к невыгодным для обеих сторон результатам. Поэтому перед созывом съезда Штур пошел на компромисс с австрославистами, что выразилось в подготовленном им тексте обращения "Славяне, братья!" Этот призыв ко всем австрийским и неавстрийским сла­вянам предлагал "собраться в старинной славянской Праге чешской 31 мая этого года, где бы мы вместе поговорили обо всем, что необходимо нашим народам и что в это важ­ное время необходимо делать" ¹⁹. О том, что Штур не изменил своей концепции общеславянского сближения, а лишь скорректировал ее в связи с требованиями чешских австрославистов, свидетельствует его обширная статья "Взгляд на движение западных и южных славян" в газете К.Гавличка "Народни новины", опубликованная 1 мая 1848 г. - в тот же день, что и его обращение. Здесь Штур излагает собственное представление о решении этнонационального вопроса, указывая при этом, что объединение австрийских славян представляет собой лишь первый шаг на пути создания всеславянского союза ²⁰.

Приглашения на съезд были разосланы во все сла­вянские культурные и политические организации, в редакции газет и журналов и индивидуально. Здесь была сделана специальная оговорка, что они относятся не только к австрийским, но и к другим славянам. В результате в съезде принял участие и русский предста­витель М.А.Бакунин.

Дальнейшая подготовка к съезду проходила под руководством выборного совета, лидерами которого были Ф.Палацкий и П.И.Шафарик. Л.Штур на некоторое вре­мя покинул Прагу для участия 10 мая 1848 г. в словацкой манифестации в Липтовском Микулаше. Здесь была подготовлена петиция венгерским властям и сейму, что еще раз подтверждает стремление словацких патриотов разрешить словацкий вопрос легально, по договоренности с венгерскими верхами. В Липтовском Микулаше были приняты знаменитые "Требования словацкого народа", состоявшие из 14 пунктов и предусматривавшие создание, наряду с общевенгерским сеймом, словацкого и других национальных сеймов, введение словацкого языка в церкви и школах, получение словаками возможности самостоятельно развивать все формы национальной жизни. "Требования" были объявлены 11 мая, а затем опублико­ваны в качестве резолюции для представления властям и сейму. По сути дела это была первая политическая про­грамма словаков, принятие которой "в верхах" означало бы признание словацкого народа в государственно-правовом смысле.

Штур, как и многие другие словацкие патриоты, понимал нереальность осуществления программы в рамках Венгерского королевства. Тем не менее "Требования" стали платформой, опираясь на которую, словацкие делегаты выступили на пражском съезде при составлении про­екта петиции императору Фердинанду V. В последнем словацкие требования были обозначены как общие для сло­ваков и венгерских русинов. Липтовско-Микулашские "Требования" были сформулированы таким образом, что, с одной стороны, позволяли словакам оставаться в рамках Венгрии при сохранении своей национальной самобытности, а с другой - давали возможность участвовать во всеславянской, или, по крайней мере, австрославянской федерации.

Официальное открытие съезда было перенесено с 31 мая на 2 июня ввиду незаконченности подготовительной работы, но фактически он был открыт именно 31 мая, когда были определены количество и состав съездовских секций. Их было три: чешско-словацкая (а точнее чешско-моравско-силезско-словацкий "сбор"); польско-русинская и югославянская. Всего прибыло по официальным данным 318 делегатов. Председателем первой секции был П.Й.Шафарик, а из словаков в ней участвовали Й.М.Гурбан, М.Годжа, Л.Штур и Б.Носак, они же входили в цен­тральный совет съезда. В повестке секции было пять вопросов: 1) О значении славян в Австрийской империи и отношениях между собой; 2) Об отношениях славянских народов к другим народам Австрийской империи; 3) О современных отношениях австрийских славян к друрим славянам; 4) Об отношении австрийских славян к европейским неславянским народам; 5) Определение состава делегации к императору для передачи резолю­ции съезда ²¹.

Штур прибыл в Прагу 1 июня; там, по воспоминаниям современников, его буквально носила на руках славянская молодежь. Позже Й.М.Гурбан воспроизвел в ме­муарах атмосферу съезда и реакцию на выступление словацких делегатов, их сторонников и оппонентов ²².

Славянская взаимность на пражском этноконгрессе проявилась лишь в отрицательном отношении к включе­нию славян в объединенное германское государство, что определило отношение съезда к Франкфуртскому собранию. Принятый на нем манифест провозгласил идею сохранения Австрийской империи в виде конституционной монархии, представляющей собой союз равноправных народов во главе с династией Габсбургов ²³.

3 июня на заседании чешско-словацкой секции, кото­рой руководил П.Й.Шафарик, столкнулись концепции Ф.Палацкого и Л.Штура. Палацкий настаивал на том, чтобы съезд своей главной целью счел защиту и сохранение Австрийской монархии. Свой проект он вынес на секцию как председатель конгресса, но сразу же встретил непонимание собравшихся и был вынужден уйти с заседания ²⁴. Штур выступил с совершенно иной концепцией - целью съезда он считал решение чисто славянских проблем, в том числе и словацкого вопроса ²⁵. Очень острой была реакция Штура на главную дилемму конгресса. "Разве нашей целью должно быть сохранение Австрийской империи?" - спрашивал он. И отвечал: "Наша цель состоит в том, чтобы сохранить нас. Прежде всего мы должны служить себе, затем - другим. До сих пор Австрия стояла, а мы гибли. Что сказал бы мир, если бы мы не заботи­лись ни о чем, кроме сохранения Австрии? С гибелью Австрии - мы не погибнем"²⁶. При этом Штур указывал на те трудности, которые стоят перед славянским объединением. Австрийская власть по своему существу немецкая, славянские земли не имеют в империи никакой самостоятельности. Нет никакой уверенности, что к славянскому объединению примкнут поляки. По мнению Штура, необходимо в первую очередь изменить условия в Венгрии, чтобы уничтожить в ней правовой перевес мадьяр. Пока сохраняется опасность соединения немцев в Вене и Франкфурте, славяне будут находиться между немцами и мадьярами. Изложив все эти обстоятельства Штур предлагал: "Мы заявляем, что хотим войти в Австрийскую империю как самостоятельные славянские сообщества. Мы не говорим, что хотим сохранить Австрию или создать австрийскую славянскую империю, это лишит нас симпатий всех европейских народов. Мы провозглашаем лишь то, что хотим принять австрийскую власть как са­мостоятельные славянские сообщества, этим мы усилим славян"²⁷.

Выступление Штура вызвало острую полемику. Его не поддержали ни чехи, ни некоторые словаки - М.Годжа, Й.М.Гурбан. В результате дискуссии, по предложению П.Й.Шафарика, была принята компромиссная формулировка, в которой учитывались обоюдные интересы.

Существует мнение, что на характер программы Штура на его возражения чехам оказало влияние общение с наиболее революционно настроенными делегатами съезда - К.Либельтом и М.А.Бакуниным. К.Либельт как председатель польско-русинской секции на заседании центрального совета 5 июня предложил изменить повестку дня съезда в одном из главных пунктов. По его мнению, главными задачами съезда должны были стать: выработка Манифеста к европейским народам и петиции к императору, содержащей требования славянских народов Австрийской империи; создание союза славянских народов и обеспечение условий для поддержки его принципов и целей. В проекте Либельта проявилось двоякое понимание целей съезда - австрославистское и всеславянское. Именно этот проект поддержали чехи и Л.Штур. Правда, Штур предлагал внести оговорку, предусматривавшую, чтобы съезд обратил внимание на турецкую и российскую империи, где также проживают славяне. Идея всеславянского союза Штура совпала на съезде с размышлениями М.А.Бакунина о великой и вольной всеславянской федерации. Позже, в 1861 г., Бакунин писал А.И.Герцену и Н.П.Огареву из Лондона: "Всем существом стремлюсь к вам и лишь только приеду - примусь за дело; буду у вас служить по польско-славянскому вопросу, который был моей idee fixe с 1846 г. и моей практической специальностью в 1848 и 1849 гг. Разрушение, полное разрушение Австрийской империи будет моим последним словом, не говорю - делом, это было бы слишком честолюбиво; для служения этому великому делу я готов идти в барабанщики или даже, в прохвосты... А за этим является славная, вольная славянская федерация -единственный исход для России, Украины, Польши и во­обще всех славянских народов"²⁸.

Тема "Славянский вопрос в мировоззрении и деятельности М.А.Бакунина" уже была предметом исследования отечественных и зарубежных авторов ²⁹. Однако, вопрос о характере панславистских взглядов Бакунина, на наш взгляд, остается открытым. В.А.Дьяков отмечал, что последний предостерегал южных и западных славян от подогреваемых русскими славянофилами необоснованных надежд на помощь со стороны царского правительства, говоря, что поддержку в освободительной борьбе они могут ожидать только от революционной России. К реакционному панславизму, по мнению В.А.Дьякова, Баку­нин относился резко отрицательно ³⁰. В то же время участие Бакунина в пражском Славянском съезде и его последующие работы начала 1860-х годов дают основание несколько уточнить это, устоявшееся в литературе, мнение. Несомненно, что Бакунин принимал непосредственное участие в составлении проекта "Манифеста" съезда. Именно в работе над этим документом сказалась его солидарность со взглядами Л.Штура, считавшего, что документ должен быть обращен ко всем европейским народам, а не ограничиваться рамками Австрийской империи. Самому Бакунину участие в Славянском съезде и общение с его делегатами во многом помогло определить, что же такое панславизм. Вскоре после съезда он писал об этом неиз­вестному адресату: "Панславизм в обратном смысле есть немце-ненависть, потому что немцы первые коренные и злейшие притеснители славян.., говоря положительно, панславизм - это вера и уверенность в будущности славян; мы, славяне, составляем свой собственный мир, мир, который тысячу лет был угнетаем разными врагами... Панславизм есть вера, что соединение всех славянских племен, состоящих из 85 миллионов, внесет новую цивилизацию, новую живую истинную сво­боду в мир"³¹.

Протест против деятельности панславистов и патриотов возник у Бакунина после поражения польского вос­стания 1863 г, это впоследствии приведет его к анархизму. Еще в "панславистский" период политической деятельности Бакуниным была написана знаменитая "Испо­ведь", в которой он между прочими сведениями дает описание славянского конгресса в Праге. В ней он почти слово в слово повторяет свое прежнее определение панславизма: "Ненависть против немцев есть первое основание славянского единства и взаимного уразумения славян; она так сильна, так глубоко врезана в сердце каждого славянина, что я и теперь уверен..., что рано или поздно... славяне свергнут немецкое иго и придет время, когда не будет более ни прусских, ни австрийских, ни турецких славян"32.

Значение славянского конгресса Бакунин видел в попытке первого знакомства, первого сближения славян, отмечая при этом, что сам конгресс "был решительно пуст и бессмыслен"³³. В "Исповеди" он подробно анализирует ход съезда, вопросы, которые на нем затрагивались и ту закулисную борьбу, которая направлялась из Инсбрука. Говоря о целях своего участия в съезде, он признается, что хотел использовать славянское движение для возбуждения революции в России. Именно поэтому он постоянно пытался здесь воздействовать на славян в общеславянском, антиавстрийском и антиимперском направлении. При внешней схожести позиции Бакунина и Штура на конгрессе, за ними стояли совершенно различные цели.

"Зачем вы съехались в Прагу? Для того ли, чтобы толковать здесь о своих провинциальных интересах? Или для того, чтобы слить все частные дела славянских народов, их интересы... в один нераздельный, великий славянский вопрос? Начните же заниматься им и покорите все частные требования славянскому делу... Мы должны положить здесь начало новой славянской жизни, провозгласить и утвердить единство всех славянских племен, соединение отныне в одно нераздельное и великое политическое тело", - так обращался Бакунин к славянским делегатам в Праге. Позже эти идеи русского революцио­нера будут почти дословно повторены в трактате Л.Штура "Славянство и мир будущего", написанного им весной 1851 г.³⁴ Однако, и здесь при внешней схожести программ, они находились на противоположных платформах: у Штура всеславянское объединение возможно при поддержке России, у Бакунина царская Россия выступает как противник славянства. Бакунин предостерегал славян от иллюзий в отношении как австрийской, так и русской монархии. "Русский царь заключил новый тесный союз с австрийской династией не за вас, но против вас... Я знаю, что русское правительство уже с давних времен обрабатывает вас, равно как и турецких славян, своими агентами которые объезжают славянские земли, распространяют между вами панславистские мысли, обольщая вас надеждой на скорую помощь, на приближающееся будто бы освобождение всех славян могучею силою Русского царства!... Войдя в Россию императора Николая, вы вошли бы во гроб всякой народной жизни и всякой свободы"³⁵. В противоположность М.А.Бакунину Л.Штур в своем трактате видит силу России в единении народа с царем, и именно Россия, по его мнению, может стать во главе славян ³⁶.

Бакунин предлагает славянам объединиться вне России, а потом стать освободителями российского народа. Кроме этих далеко идущих планов он советует славянам добиться у венского двора признания Славянского союза, создания особого славянского министерства, славянского войска со славянскими офицерами и особых славянских финансов. Для решения мадьяро-славянского вопроса Бакунин предлагал венграм, равно как и семиградским влахам, вступить в Славянский союз на равных со славянами правах.

Оценки съезда в Праге, обращение ко всем славянам, несогласие с позицией чехов - всё, сближавшее позиции Бакунина и Штура, подтверждает тот факт, что они нашли на съезде общие точки соприкосновения и что в некоторой степени их программы совпадали тактически.

Так же, как и Бакунин, Штур высказал свое отношение к пражскому съезду в своих последующих работах. В трактате "Славянство и мир будущего" он, в первую очередь, подверг критике чешский австрославизм и своего политического противника Ф.Палацкого. "Идея создать из Австрии опору для славянских племен в Центральной Европе родилась в головах чехов. Это идея образованно­го и рассудительного, но безумного и близорукого чешского историка Палацкого... При этом для чехов открывалась перспектива гегемонии над славянскими племена­ми, живущими в Австрии, и, наконец, перспектива пре­образования Австрии по их представлениям..." - заявляет Штур ³⁷. В то же время он ничего не пишет о собственных усилиях по созыву съезда, приписывая эту идею одним чехам. По мнению словацкого историка М.Данилака, это можно объяснить разочарованием Штура в результатах съезда, а также метаморфозой во взглядах, приведших его впоследствии к панславизму ³⁸.

Возвращаясь к ходу заседаний чешско-словацкой секции пражского съезда и участию в ней словацкой делегации, необходимо заметить, что наиболее отчетливо чешско-словацкие противоречия проявились на ее заседании 7 июня. В этот день словацкие посланцы не оправдали надежд чехов, отказавшись выступить за отделение Словакии от Венгрии. Гурбан, Годжа и Штур предложили создать в Венгрии словацкий сейм наподобие сербской скупщины, который решал бы вопросы культуры и образования. Особую позицию занял П.Й.Шафарйк. Он счтал, что в тактических целях возможно сохранение Словакии в рамках Венгрии, но в перспективе это отделение необходимо, также как и будущий общеславянский сейм ³⁹.

Позиция словаков на секции не была поддержана остальными славянскими делегатами, которые упрекали последних в том, что они заодно с мадьярской властью. Югославяне Й.Субботич, М.Топалович, П.Стаматович, Д.Кушлан и другие даже обвинили словацких делегатов в предательстве. Однако Штур и Гурбан остались непреклонными. Словацкие требования, сформулированные на съезде и представленные Гурбаном как общие "Требования словаков и венгерских русинов" были, по существу, повторением основной части липтовско-микулашских "Требований". Словаки ждали от съезда поддержки своих обращений к мадьярским властям и имперскому сейму. Они и в дальнейшем предполагали оставаться в составе Венгрии, расcчитывая на возможность договориться с властными структурами. Венгерские политики, однако, не проявили охоты вести переговоры со словаками, так как не считали в тот период словацкое национальное движение серьезным и представляющим опасность для королевства. Такое отношение во многом объяснялось отсутствием у словаков собственных вооруженных формирований.

В петиции к императору Фердинанду V на съезде, по настоянию словаков, было снято требование присоединить Словакию к чешским землям, как это предлагалось чехами. Во многом мирное разрешение вопроса было определено компромиссной позицией П.Й.Шафарика, председателя чешско-словацкой секции съезда, хорошо представлявшего специфику словацкого национального движения и все сложности словацко-мадьярских отношений.

Более противоречивым оказался вопрос об изложении особой словацкой позиции в "Манифесте к европейским народам". Против словаков выступили сербские и хорватские делегаты. Однако, дискуссии по "Манифесту" не были завершены, поскольку съезд был прерван 12 июня в связи с восстанием в Праге. Радикалы пошли на баррикады, а позже, после подавления восстания, были вынуждены скрываться от арестов. Эта судьба постигла и членов словацкой делегации.

Преждевременное окончание конгресса рассеяло ил­люзии и надежды словаков, что при поддержке съезда можно осуществить их "Требования", сформулированные в ходе революции 1848 г. Других мирных путей для реализации своей программы у словаков не было. Венгры отказывались идти на переговоры, поэтому в дальнейшем им не осталось ничего иного, как встать, подобно сербам и хорватам, на путь вооруженной борьбы.

Подводя итоги, констатируем, что словаки на славянском съезде в Праге в 1848 г. представили национальную программу, которая была выработана лидерами словацкого движения в середине сороковых годов. Впервые она декларировалась в газете Л.Штура "Словенске народне новины", а позже в "Требованиях" липтовско-микулашской манифестации. В противовес чешскому австрославизму словаки выстудили на съезде со штуровской программой общеславянской федерации, нашедшей поддержку у М.А. Бакунина. При внешней схожести программы славянского союза, выдвинутые Штуром и Бакуниным, имели существенные различия, а сами эти деятели стояли на различных платформах и преследовали разные цели.

Съезд не был завершен и не оказал реальной поддержки славянам в их национальной борьбе, но для словаков символичным было само участие в этом форуме как первое самостоятельное выступление на международной арене.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.6. С.294.

2.Энгельс Ф. Борьба в Венгрии // Там же. С. 182.

3.Очерки по истории Германии. Т.1: Про­исхождение современной Германии. Сост. В.Базаров, И.Степанов. СПб.1906. С.328.

4.Сеньобос Ш. Политическая история современной Европы. СПб., 1898. С.408-409.

5.Работы славянских авторов о съезде см.: Slovansky sjezd v Praze 1848 // Sbornik pfednasek Slovanskeho ustavu. Praha, 1948. S. 131-132.

6.Колейка Й. Славянские программы и идея славян­ской солидарности в XIX и XX веках. Praha, 1964. С. 15.

7.Энгельс Ф. Борьба в Венгрии... С. 182.

8.Rapant D. Pokrok a spiatocnictvo v rokoch 1848-1849 // Slovenska literature. Bratislava, 1966. № 6. S.604-611; Matula V. Revolucia 1848-1849 a Slovaci // Historicky casopis. Bratislava, 1974. S.209;225; Hucko J. L. Stur. Bratislava, 1984; Danildk M. L'.Stur a Slovansky zjazd v Praze roku 1848 // L'.Stur v suradniciach minulosti a sucasnosti. Matica slovenska, 1997. S.84-103; Skvarna D.

L. Stur a rok 1848// Ibid. S.103-111.

10. Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру II. М.,1921. С.77.

11. Tobolka Z. Slovansky sjezd v Praze r. 1848. Praha,1901. S.48; TraubH. О pfipravach k slovanskemu sjezdu v Praze r. 1848. // Casopis Muzea kralovstvi Ceskeho. Praha, 1919. R.92. S.247.

12. Danildk M. L'.Stur a Slovansky zjazd v Praze roku 1848... S.86.

13.Rapant D. Dejiny slovenskeho povstania r. 1848-1849. Martin, 1938. D.I. S.322-323.

14.См. документы, опубликованные Д.Рапантом в 1938 г., и издание: Slovansky sjezd v Praze roku 1848. Sbirka dokumentu. Vyd. V.Zacek. Praha, 1958.

15.Об этих настроениях Л.Штура накануне Славянс­кого съезда в Праге пишет словацкий историк Д.Шкварна: Skvarna D. L'.Stur a rok 1848... S.103-110.

16.Кулаковский П.А. Иллиризм. Исследование по истории хорватской литературы периода возрождения. Варшава, 1894.

17.Подробнее см.: Харциева Г.Ю. Газета "Словенске народне новины" и её роль в национальном движении словаков. Автореф. канд. дис. М.,1980.

18.Brtdh R. Sturov neznamy list o kmenovitosti // Slovenske pohl'ady. Bratislava, 1969. № 3. S.75-79.

19.Slovansky sjezd... S.48-49.

20.См. об этом: Danildk M. Op.cit. S.90-91.

21.Как отмечает большинство исследователей, ника­ких точных сведений о деятельности словацких делегатов на съезде не сохранилось. См.: Skvarna D. Op.cit.S.103; Sedldk I. Bogus Nosak - Nezabudov. Matica slovenska, 1982. S.lll.

22.Hurban J.M. L'udovit Stur. Bratislava, 1959.

23.Slovansky sjezd... S.54.

24.Ibidem. S.257.

25. Golan K. Sturove reel na slovanskem zjazde roku 1848 // Slovenske pohl'ady. 1936. № 8. S.422.

26. Slovansky sjezd... S.248; Golan K. Sturove reci... S.422-423.

27. Ibidem.; Stur L'. Dielo v patich zvazkoch. Bratislava, 1956. D.II. S.255-258.

28. Бакунин М.А. Исповедь... С.37.

29.См.: Дьяков В.А. Славянский вопрос в обществен­ной жизни дореволюционной России. М.,1993; Ivantysynovd Т. L'udovit Stur a Michail Bakunin v revolucii 1848-1849//ZbornikFFUK. Historica. Bratislava, 1971. S.9-25.

30. Дьяков В.А. Славянский вопрос в мировоззрении и деятельности М.А.Бакунина // Общественная мысль и славистическая историография. Калинин, 1989. С.7.

31.Бакунин М.А. Исповедь... С.38.

32.Там же. С.33.

33.Там же. С.76.

34.Точная датировка трактата Л.Штура дана в статье словацкого историка В.Матулы: Matula V. Sturov spis Slovanstvo a svet buducnosti // L'udovit Stur v suradniciach minulosti a sucasnosti... S. 130-146.

35.Бакунин М.А. Исповедь... С.81.

36.Штур Л. Славянство и мир будущего. Послание славянам с берегов Дуная. СПб., 1909. С. 142 и др.

37.Цит. по: Danilak M. Op.cit. S.99.

38.Ibidem.

39.Slovansky sjezd... S.301-311